В первой части интервью мы разговаривали с советником президента компании ТТК Виталием Шубом на тему востребованности 4K-контента, готовности сетей операторов "переварить" подобный контент, о концепции Big Data и потребностях абонентов. Сегодня наша беседа коснется влияния ARPU на развитие технологий, тарифной политики, дополненной реальности и перспектив цифрового эфирного вещания.

 

К.: Для чего в обычных домах использовать интернет со скоростью 10 Гбит/сек?

 

В. Шуб: Хороший вопрос! Мы не форсируем развитие гигабитных сетей доступа как раз потому, что пока не видим на них массового платежеспособного спроса. Но технически наша инфраструктура готова к видеопотокам практически любого разрешения и объема, и в случае значимого конкурентного давления, мы на такой гигабитный сервис, по своей ли воле, или воле рынка, перейдём.

 

К.: Не может ли такой услугой стать ОТТ?

 

В. Шуб: Да, конечно, может, теоретически. Понимаете, в случае с ОТТ, и тем же IPTV ситуация играет на нас. Потому что транспортные сети — это делимый ресурс, больше определённого количества каналов единовременно они физически пропустить не могут, и все это знают. Скажем, в аналоговом кабельном телевидении — это порядка 60 ТВ-каналов, в цифровом кабельном телевидении — 200, 300, 400 и всё. Прелесть IPTV вообще и, ОТТ, в частности, состоит в том, что с технологической точки зрения в этих средах подобное ограничение снимается, до узла сети доходит полный пакет телеканалов, но абонент в каждый момент времени выбирает только один или несколько из них. Если у абонента, скажем, четыре телевизора в доме, он может выбрать четыре телеканала, но четыре — это не 100 и не 1000. Переход на IPTV/ОТТ-модель не связан для нас с технологическими ограничениями, которые заставили бы нас бояться роста количества телевизионных каналов и увеличения разрешения. Этот вопрос актуален только для тех, у кого есть только однонаправленные телевизионные опто-коаксиальные HFC-сети. 

 

К.: Всё это очень красиво выглядит, но как коррелирует с ARPU?

 

В. Шуб: Следует чётко разделять технологии и бизнес. Я говорил о технологической реальности, и о том, какие технологии на сегодняшний день технически и коммерчески доступны абонентам. 

 

К.: Но разве демпингуя и за счет этого снижая ARPU, операторы не лишают себя возможности предоставлять любые новые услуги?

 

В. Шуб: Ну, почему же. Мы, к примеру, можем себе это позволить. Повторюсь, технологически мы готовы ко всем существующим решениям, другой вопрос, что пока на них нет достаточного платежеспособного спроса. 

 

Последнее поколение проводных технологий позволило в десять раз увеличить скорость передачи данных в сетях ШПД при сохранении цен на услуги. Но отечественный телевизионный рынок настолько беден, что не создаёт маркетингового давления на операторов. У нас нет очередей из людей, которые бы говорили: у меня в четырёхкомнатной квартире в каждой комнате по сет-топ-боксу, плюс один на кухне, и я хочу иметь возможность на каждом из них один канал смотреть, а другой — записывать (то есть — 10 телеканалов одновременно), и готов за это платить. 

 

К.: Вы можете предположить, с чем это связано, кроме финансов?

 

В. Шуб: Есть несколько факторов. Первый — исключительно бедное контентное предложение на рынке. Второй — экономическая ситуация в стране и очень низкий ARPU, причём не только в рублёвом, но и в долларовом эквиваленте.

 

Согласно общепризнанной "стандартной модели потребления", 3–5% среднего дохода домовладения тратится, как правило, на телекоммуникации плюс телевидение. Россия из этого закона не выбивается, и стандартная модель потребления у нас работает в полном объёме. Но с учётом исторических традиций и реалий, Россия относится к числу стран с очень низким ARPU. 

 

При этом соотношение качество-цена телекоммуникационных и медийных услуг в России фантастически высокое. Если сравнить объем услуг, доступный за одни и те же деньги в долларовом эквиваленте в России и на Западе или Востоке, то окажется, что наши абоненты имеют возможность получать телекоммуникационные услуги в огромном объёме за очень скромную плату. Для того, чтобы изменить существующее положение вещей, необходимы революционные трансформации в телемедийной индустрии в целом. 

 

К.: Так не от операторов ли должна исходить инициатива брать больше денег?

 

В. Шуб: Одно время я работал в компании "Система Масс-медиа", где нами была создана уникальная ситуация: мы одновременно были и контент-оператором, и контент-агрегатором, и контент-дистрибутором, поэтому я понимаю, как этот рынок устроен изнутри. Операторы не работают в вакууме, в каждом сегменте телемедийного рынка в России существует сложившаяся устойчивая олигополия. И если оператор является частью этой олигополии (и уж тем более, если не является), он должен играть по ее правилам. 

 

Я хочу сказать, что сейчас никто, находясь в здравом уме, не начнёт повышать тарифы, если они схожи с теми, что предлагает конкурент, за аналогичный пакет услуг. Это безумие! Никто не будет демпинговать, потому что некуда. На видеорынке также сложилась олигополия. И я не вижу пока так называемых "разрушителей рынка", которые могли бы эту ситуацию переломить, ни в одном сегменте. 

 

К.: А иностранные каналы-мейджоры могли бы простимулировать рынок? Те же Discovery, National Geographic. Они же ведь достаточно хорошего качества.

 

В. Шуб: Да, ну и что? Вы уверены, что люди в российских домовладениях готовы 24 часа в сутки смотреть передачи про животных?

 

К.: Как показывает опыт, они смотрят русские сериалы — с чудовищным качеством работы сценаристов, чудовищными работами актёров.

 

В. Шуб: Вы подтверждаете мои слова! Да, на рынке есть контентные предложения высокого качества. Есть прекрасные операторские работы ВВС, считающиеся эталоном, передачи National Geographic, Discovery, но для российского зрителя это не достаточно релевантно. Российскому зрителю нужны фильмы и сериалы, причём в исполнении блестящих актёров, с великолепным светом и звуком, великолепным битрейтом, и так далее, и, разумеется, за копейки. И отрасль даёт ему то, что он хочет, за те деньги, которые он готов за это платить. 

 

В каком-то смысле мы наблюдаем в отрасли гармонию по советскому образцу: вы будете делать вид, что вы нам платите, а мы будем делать вид, что мы за это работаем.

 

Поэтому за те небольшие деньги, которые зрители готовы платить и платят, они, в общем-то, получают адекватный по качеству продукт. Для того чтобы отрасль заработала по-другому, она должна быть определённым образом сломана, должны прийти другие игроки, которые будут действовать по другим правилам. Например, Netflix даёт великолепные сериалы за $200 млн, но это сериалы не для российского зрителя, они не релевантны, там действие происходит где-то в Майами или в Сиэтле.

 

К.: Но "Игра престолов", тем не менее, у нас тоже в лидерах.

 

В. Шуб: Дело вкуса. Я могу говорить об этом, опираясь на свое понимание и видение индустрии, и на сегодняшний день оно таково. Для меня, например, после прочтения всех пяти книг в оригинале, это всё как-то схематично и упрощенно. 

 

К.: Как вам кажется, для России вообще реален сценарий, когда появится некий игрок и переломит ситуацию?

 

В. Шуб: На мой взгляд, если это и произойдет, то не сейчас, поскольку мы оказались в достаточной степени погруженными в инфраструктурный бизнес, в некую общую макрополитическую и макроэкономическую ситуацию, или контекст, если хотите. Поэтому пока я не вижу предпосылок того, что это состоится, по крайней мере — в ближайшем будущем, как бы мне самому этого не хотелось. 

 

По уровню генерируемого дохода отрасль находится на уровне плинтуса. В долларовом выражении мы уже приближаемся к уровню Индии. Но своего Болливуда в России нет.

 

К.: Некоторые эксперты утверждают, что эфирное телевидение в мире "отомрёт" в районе 2030 года. Что вы могли бы сказать про эфир, как технологию передачи ТВ-сигнала и про происходящую сейчас его цифровизацию?

 

В. Шуб: Ситуация следующая: есть такой бог, на которого молятся все телекоммуникационщики, — спектральная эффективность, измеряемая в бит/сек/Гц. Это параметр, используемый для расчёта пропускной способности любых сетей, в том числе — и эфирных телевизионных сетей для каналов SD, FHD, 4К и 8К-качества, он не зависит ни от рынка, ни от желаний того или иного оператора, регулятора, и почти 100%-но определяет перспективы развития той или иной технологии. 

 

Так вот, спектральная эффективность существующих телевизионных сетей (порядка 1-4 б/с/Гц), совершенно чётко нам говорит, что эфирные вещательные технологии, независимо от того, реализуются ли они через стандарт DVB-T, DVB-T2 или любой другой, зашли в тупик. На одной цифровой эфирной телевизионной несущей, в используемом в настоящее время кодеке AVC/MPEG-4/H.264 возможно уместить максимум 10 каналов SD-качества, 2-4 канала FHD-качества, 1-2 канала UHD/4K и, с трудом, один, "пережатый" канал SHD/8K. Но это всё, приехали. Скорость смены поколений и разрешений, от FHD до UHD и так далее, и динамика увеличения скоростей передачи на телевизионных каналах обогнала развитие технологий в том, что касается роста спектральной эффективности. 

 

Те, кто в теме, прекрасно знают, что сейчас беспроводные технологии работают на технологической базе 90-х годов, это комбинация OFDM и QPSK или QAM-16/64. Прорыва за последние 20 лет в том, что касается резкого увеличения спектральной эффективности, так и не произошло. 

 

Поэтому далее, на мой взгляд, есть два пути развития. Либо технологический мастодонт по имени DVB-T2 будет заморожен в том виде, в котором он существует сейчас, то есть два мультиплекса цифровых эфирных каналов в SD-качестве, либо нам честно скажут, что впереди тупик, и предложат конвертировать эфирные частоты в частоты для сетей мобильного triple-play, в которых IPTV будет просто одним из сервисов, наряду с "голосом" и интернет-доступом. Для начала, стоит конвертировать "первый цифровой дивиденд" (694-790 МГц), в соответствие с решениями ВКР-2015.

 

По разным официальным оценкам, на сегодняшний день первый мультиплекс в России доступен 89–94% населения, при этом количество пользователей пакета РТРС-1 варьируется от 400 до 800 тысяч абонентов. То есть мы получили ситуацию, когда первым мультиплексом у нас покрыто порядка 130 млн человек, но при этом проникновение услуги составляет доли процента. По второму мультиплексу техническое покрытие составляет около 53%, а вот по его проникновению, к сожалению, никакой информации пока нет.

 

К.: Хотелось бы задать несколько вопросов о новых технологиях. На той же выставке IBC я видела интересные штуки с дополненной реальностью. Как Вы смотрите на эти новинки, а также на интернет вещей?

 

В. Шуб: Что касается дополненной реальности, то впервые с этой технологией мне довелось поработать в рамках проекта DVB-H в СММ. Это были 2006-2007 годы, мы получили первые пилотные образцы очков виртуальной реальности производства компании Samsung. Надо сказать, что уже тогда, почти 10 лет назад, это неплохо работало. 

 

Сейчас дополненная реальность развивается со страшной скоростью, и можно выделить несколько основных направлений ее развития: есть инициатива Google Glass, есть Oculus Rift, есть технология дополненной реальности от Samsung и есть проект HoloLens Microsoft. Последний считается очень перспективным, Microsoft рассчитывает его монетизировать через 2-3 года. 

 

С моей точки зрения, рано или поздно мы действительно придём к коммерческому использованию технологий дополненной реальности, вопрос — как это будет реализовано.

 

Вариантов два — "очковый" и "безочковый". В первом случае мы упремся в проблему, с которой сталкиваются все очковые технологии: такие устройства виртуальной реальности должны быть удобными, не надоедать, не вызывать тошноты, головокружения, "морской болезни", не быть запредельно дорогими и так далее. 

 

Вместе с тем, надо понимать, на какую аудиторию это рассчитано. И тут хотелось бы вспомнить о такой компании-пионере в этой отрасли, как Kopyn Sinar. Она сделала первые такие мониторы для монтажников, наладчиков и сервисного персонала, чтобы те не таскали за собой несколько килограммов инструкций, а имели возможность "в поле" вывести на экран соответствующую страницу и прочитать информацию о конкретном узле, как он устроен и что с ним нужно делать. Похоже, Google пошёл как раз в этом направлении — компания явно собирается реализовывать Google Glass-2 в корпоративном секторе. Поэтому оставим технологии Google в стороне. 

 

Что касается очков Oculus Rift, то они готовятся к коммерческому запуску в ближайший год, а технология Samsung Gear VR, если я не ошибаюсь, уже доступна для коммерческого использования в рамках комбинации смартфонов Galaxy S6 и Galaxy S6+ и специальной гарнитуры.

 

HoloLens на фоне этих проектов отличается, как минимум, принципом работы. В отличие от виртуальной реальности, которая формируется за счёт полного блокирования фона и проекции на сетчатку зрителя только самой картинки, HoloLens обеспечивает так называемый "режим истинности" — mode of reality, накладывая сгенерированную виртуальную картинку на то, что вы видите. Получается, что он встраивает виртуальные объекты в телесный угол вашего зрения. 

 

Компания Microsoft делает на этот проект большие ставки и надеется через несколько лет сорвать большой куш, но для начала ей необходимо преодолеть барьер бытового неудобства. Вообще, огромное количество новейших технологий, считающихся перспективными, не "выстреливают" именно потому, что на бытовом уровне людям их просто неудобно применять, как это было в случае с "очковой" стереоскопией. 

 

Если когда-нибудь будут созданы новые устройства, лёгкие, тонкие, которые можно будет часами держать на носу и смотреть либо генерируемую картинку, либо комбинацию реальности с виртуальностью, тогда это может "выстрелить".

 

Поживём — увидим. Технологии развиваются очень быстро, все компоненты, которые необходимы для успеха этой технологии либо есть, либо вот-вот появятся. Вопрос в том, как их собрать в пакет, привлекательный для потребителя по виду, по цене, и самое главное — какой контент будет туда вложен, ведь это всего лишь оболочка. Кстати, с контентным наполнением в дополненной реальности полное непонимание.

 

К.: А что касается "интернета вещей"?

 

В. Шуб: C "интернетом вещей" всё очень сложно. Во-первых, совершенно понятно, что основная идея была задана производителями различных частей и систем интернета, которым нужно продавать, и продавать как можно больше. Концепция интернета вещей была придумана, с моей точки зрения, искусственно, чтобы обеспечить всё более разрастающийся рынок всевозможных гаджетов для интернета, начиная от инфраструктуры и заканчивая абонентскими устройствами. 

 

Второй аспект: если мы говорим об интернете вещей в варианте Machine-to-Machine (M2M), то часто забывают, что пока машины не начали обмениваться друг с другом видеоинформацией, для операторов с точки зрения генерации дополнительного трафика ничего пугающего и/или интересного не происходит. Потому что различные датчики, какие-то выносные устройства обмениваются друг с другом очень короткими пакетами информации и не создают никакой избыточной нагрузки на сеть. 

 

Недавно представитель "МегаФона" делился своим опытом в M2M и рассказывал, почему их проект коммерчески успешен. Потому, что GSM и прочие сотовые абонентские устройства, которые они используют, генерируют трафика на копейку, а в рамках комплексной услуги, в пакете с сервисом, он продается корпоративным клиентам за рубль. Получается изумительная маржинальность. 

 

Ситуация резко изменится, если и когда сегмент M2M начнет обмениваться видеотрафиком. Если каждое из 4 триллионов устройств М2М начнёт генерировать видеопотоки на уровне 10 Мбит/сек, никакие сети этого не выдержат.

 

К.: О какого рода трафике идет речь?

 

В. Шуб: Уже несколько лет как мы запустили сеть широкополосного доступа в интернет, и я могу смело говорить о том, что проникновение этих сервисов — доли процента.

 

С моей точки зрения, дискуссия, которая сейчас ведется вокруг "интернета вещей" во многом генерируется для того, чтобы обеспечить определённый рост интереса к этой теме. Если говорить о технологической стороне вопроса, то как оператор мы абсолютно готовы к этому вызову, наши оптоволоконные сети широкополосного доступа обладают колоссальной резервной пропускной способностью, и когда IoT станет реальностью, мы будем первыми, кто предложит для этого свою инфраструктуру. 

 

Недавно я видел отчеты ООН, в которых чётко сказано, что всё дальнейшее развитие IoT — это оптоволоконные сети широкополосного доступа, поскольку только такие сети обладают пропускной способностью, достаточной практически для любого объема трафика, за исключением той ситуации, когда десятки устройств в доме будут постоянно шпионить за хозяином, снимая его в UHD-качестве и постоянно обмениваясь видеопотоками друг с другом, попутно сливая всю информацию в Сеть. 

 

Надеюсь, мы до этого не дойдём, это будет полный кошмар. Хотя технически это возможно, не будем далеко ходить: охранная система имеет различные датчики, фото- и видеокамеры, и оператору этой охранной системы теоретически ничто не мешает снимать картинки с той частотой, с какой он хочет, и абонент никогда не будет об этом знать. Другое дело — будет ли оператор злоупотреблять этой технической возможностью или нет? Но если эти возможности перейдут из плоскости решений, которые принимают люди, в плоскость автоматической функциональности "по умолчанию" устройств, ситуация выйдет из-под контроля. Недаром Илон Маск, которого я очень уважаю как визионера, сказал, что машины не должны получить право принятия решения. С моей точки зрения, IoT — это нужная и важная вещь до тех пор, пока "красная кнопка" остаётся в руках человека. Мы не можем допустить, чтобы технологии становились агностичны к людям. 

 

Ну и никуда не девается финансовый аспект. В 2003 году я был в Милане в демо-квартире первой в своём роде городской оптоволоконной сети, которую построила компания Cisco, там была полностью реализована концепция "умного дома". В коридоре стояло несколько шкафов, они были закрыты панелями, там находились активаторы, которые делали абсолютно всё: открывали и закрывали окна, двери, включали и выключали электричество, кондиционеры, контролировали расход газа, поддерживали температуру по всем помещениям, представляли IPTV всем и каждому, тогда всё это выглядело очень футуристично. Система эта стоила тогда бешеных денег, по сути это были промышленные образцы контроллеров, перетянутые в сектор быта, и выглядели они очень здорово, но очень дорого и как-то громоздко и сложновато. 

 

За последние 12 лет технология прошла колоссальный путь, и сейчас мы можем сделать подобную систему для всех и каждого за не очень большие деньги, подключить, и это всё будет работать. Дальше возникает вопрос: кому это нужно, и кто и сколько готов будет за это платить? В потребительском секторе на этот вопрос ответа пока нет. В технологическом секторе ответ один: до тех пор, пока у человека есть "красная кнопка", это имеет смысл. 

 

Кстати, Чернобыльская катастрофа, когда атомная электростанция была взорвана собственным сервисным персоналом, отключившим, для проведения своих экспериментов на ядерном реакторе, систему автоматической защиты, создала очень опасный прецедент, я считаю, глобальный и совершенно катастрофический: когда у человека появляется возможность отключить "красную кнопку", это несёт не менее опасные последствия, чем бесконтрольное функционирование электроники и компьютеров. 

 

К.: Спасибо!